Александр Успенский - На войне. В плену (сборник)
Как мы возмущались тогда, что следственная комиссия, исследовавшая летом 1915 года боевые действия и плен 20‑го корпуса на месте последних боев в Августовских лесах, в районе, где в критический момент полного окружения немцами закопано не одно полковое знамя, – не приложила должных усилий к отысканию этих знамен!
Больше всех горевал и убивался этой великой потерей последний командовавший нашим полком, старый уфимец полковник А. Н. Соловьев: ведь именно он, желая спасти знамя, лично с адъютантом и знаменосцами зарыл его в Августовском лесу.
Не менее полковника Соловьева волновался в те дни и я, вспоминая те кошмарные боевые дни и ночи в Августовских лесах и тот момент, когда во время боя 30 января под Носсавен у Выштынецкого озера я снял знамя с древка, спрятал его под подкладку своей шинели, а потом, по приказанию командира полка, хранил его при себе трое суток, пока полк не пробрался в Сувалки, где знамя опять было прибито к древку.
Вспоминая все это, я рисовал себе дальнейшую возможность спасения знамени. И мне, и полковнику Соловьеву казалось теперь, что лучше было бы 7 февраля не зарывать знамя в землю, а спрятать его (полотнище) на себе, по примеру старшего унтер-офицера Старичкова (в Русско-турецкую войну), и, тайно сохранив его в плену, вернуть на родину! Но это наше предположение разбивалось о действительность.
Во-первых, немцы, приведя нас в плен, прежде всего приказали всю одежду, что была на нас в момент пленения, сдать им для дезинфекции, и, кроме того, первое время (время разных предохранительных прививок) ни на одну минуту не оставляли нас без своего наблюдения, и, таким образом, сохранить знамя в плену было бы очень трудно.
Кроме того, скоро после этого прискорбного известия о нашем знамени мы узнали от солдат, вновь прибывших в наш лагерь (денщиков), следующее.
В одном офицерском лагере немцам при помощи подкупа удалось найти негодяя-денщика, который выдал им тайну хранения знамени N. русского полка в плену в этом лагере. Знамя хранилось в церкви пленных, спрятанное за иконой Спасителя в иконостасе.
После того как немцы нашли и отобрали это знамя, они перевели этого солдата в другой (солдатский) лагерь.
Каким-то путем в этом лагере пленные солдаты узнали про историю со знаменем и, страшно возмущенные преступлением негодяя-изменника, совершили над ним самосуд: они утопили его в отхожем месте своего лагеря! Так рассказывали нам два наших новых денщика. При этом характерно, что, по словам рассказчиков, немцы виновных в этом суде Линча и не искали!
Почти в это время, в 1916 году, далеко-далеко от нас, в Сибири, разыгрался эпизод тоже со знаменем.
Среди военнопленных в лагере у города Красноярска находился венгерский полковник, которому удалось во время тяжелого боя сохранить знамя: он спрятал его на себе и с ним попал в плен. В плену он хранил его, разрезав на куски и зашив в подкладке своего мундира.
Там также нашелся изменник и подлец из военнопленных, который донес русскому начальнику гарнизона города Красноярска полковнику Мартынову о спрятанном знамени.
Начальник гарнизона в сопровождении коменданта лагеря и дежурного офицера сделали в бараке у венгерского полковника тщательный обыск и когда взялись за его мундир, седой полковник, побледнев, начал проявлять крайнюю нервность. Подкладку мундира вскрывают, и вот сверкнул кусок блестящей материи знамена! Дальше – больше, находят еще куски драгоценной для венгерца святыни. Все куски постепенно, на глазах его, соединяют на столе в целое. Когда извлекли последний кусок знамени из воротника его мундира, несчастный полковник зашатался и, горько зарыдав, упал. Присутствующие думали, что он в глубоком обмороке, но скоро прибывший врач, осмотрев лежащего полковника, констатировал его смерть!
Потеря знамени, которое он хранил, как святыню, стоила ему жизни[29].
Как последствие находки знамени в церкви одного из лагерей, произошло следующее.
Немцы прямолинейны, и высшей немецкой лагерной инспекцией отдан был строжайший приказ: в один день тщательно обыскать все церкви в лагерях, с целью найти там спрятанные знамена.
26 августа 1916 года наша Святыня и Утешение в плену, оригинальная «церковь-чердак», была совершенно разрушена! Немцы с усердием, пристойным в этом случае диким варварам, а не христианам, совершили грубое святотатство. Они ночью, пока мы спали, разыскивая знамя, разломали на мелкие куски весь иконостас и все образа в алтаре и церкви!
Когда утром следующего дня (27 августа) я как ктитор церкви пошел для некоторых работ в церковь, вход на чердак оказался запертым, и на мою просьбу в комендатуре дать мне ключи я получил отказ. Также отказали выдать ключ и священнику. Мы недоумевали, в чем дело.
Горестное событие как раз совпало с посещением нашего лагеря второй русской сестрой милосердия (27 августа, 12 часов дня). Это была госпожа Оржевская, статс-дама Русского Двора, посетившая в Германии в числе других и наш лагерь.
Она, так же как и сестра милосердия Казем-Бек, привезла нам привет от России, а от Царицы и подарок нашему лагерю – тысячу золотых марок. Она поведала нам, что делается в России и на фронте и расспрашивала нас о наших нуждах.
Утром, до ее приезда, мы уже успели узнать от переводчика, что в церкви нашей был обыск (что искали – он не сказал), и поэтому она совсем закрыта. «Но, – сказал он, – комендант разрешил отправлять Богослужение в манеже». Это сообщение показалось нам подозрительным. Старший в лагере, батюшка и я рассказали приехавшей сестре о причудах и разных возмутительных выходках коменданта и теперь, ввиду закрытия церкви, мы просили сестру потребовать открыть чердак-церковь и посмотреть, что там делали немцы.
Комендант, сопровождавший по лагерю сестру и ее спутника-испанца (как представителя нейтральной державы), сначала отказал ей в этой просьбе, но когда, при осмотре помещений, подошли мы с нею к двери, ведущей на чердак, я шепнул ей: «Здесь наша церковь»; она и ее спутник-испанец настойчиво потребовали от коменданта показать помещение церкви, что, согласно условию осмотра лагерей русскими и немецкими сестрами милосердия, он обязан был исполнить, и он согласился. Появился солдат с ключами. Сестра милосердия, испанец, старший в лагере, священник, я и еще несколько офицеров по лестнице вошли на чердак и открыли дверь в церковь.
Никогда не забуду я того страшного впечатления и волнения, какое овладело мною при виде представившейся нашим глазам картины!
Церковь пропала! Пропал тот оригинальный, красивый храм молитвы, построенный руками офицеров на чердаке, храм, которым любовались и восторгались, без различия веры, все пленные и сами немцы! Опять перед моими глазами предстал обыкновенный большой чердак. Но ужас состоял в том, что здесь, на полу, в огромные кучи свалены были разломанные престол и жертвенник, иконы, царские двери, порванные на мелкие куски священные картины, причем осколки из дерева и картона иконостаса, крестов, дверей, колонн и разных резной работы орнаментов валялись по всему полу чердака!
Увидав эту картину, священник громко воскликнул: «Господи, помилуй!» Сестра милосердия, вынув платок, начала плакать… Потом, обратясь к коменданту, начала страстно укорять его. Майор, кажется, сказал ей, что он «тут ни при чем, повеление свыше»… Конечно, мы сразу догадались (вспомнив рассказ двух солдат-денщиков), какое это было «повеление свыше», чего искали в церкви немцы, но все-таки мы не ожидали такого разрушения нашего храма, нашей святыни! Мы все были поражены и святотатством, и варварством: ведь для отыскания спрятанного в церкви знамени могли немцы пригласить священника и ктитора и в их присутствии тщательно все осмотре ть, не разоряя храма и без поругания святыни. Да, «сатана правит свой бал на земле!» – повторил я еще раз про себя[30].
В пять часов вечера того же 27 августа сестра милосердия госпожа Оржевская собрала нас всех в столовой (большой зал). Здесь мы усадили ее на кресле посреди комнаты, а сами расположились вокруг нее на скамейках амфитеатром. Сначала она обсуждала с нами общие вопросы о нашем содержании в плену, режиме, довольствии, прогулках и т. д. Потом вызывала некоторых из офицеров, передавая им сведения об их семьях, и, наконец, записывала наши личные просьбы и нужды, чтобы по возможности удовлетворить их там, в России.
IX. Возобновление разоренной церкви на чердаке
Снабжение других лагерей иконами и свечами. Похороны пленного офицера в Рейхенбахе. Самоубийство английского офицера и его похороны в Гнаденфрее.
Благодаря энергичному вмешательству сестры милосердия последовало разрешение возобновить устройство церкви на чердаке, и сейчас же после ее отъезда священник и я пригласили некоторых офицеров для этого святого дела. Мы составили смету, собрали среди офицеров небольшую сумму денег и приступили к работе.
